— Честно сказать, я не любил в юности светские мероприятия.

— И делали всё, от вас зависящее, чтобы на них не попадать? — улыбнулась Полина. — Понимаю. Но сейчас все уже наконец-то идут обедать! Монсеньор, Эла, Лина, Доменика — вперед!

Пока они шли от дверей до большого овального стола, Себастьен тихо спросил:

— Вы ведь расскажете, о чём речь? Я заинтригован.

— Верю, — усмехнулась Элоиза. — Непременно расскажу.

Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы остаться в «здесь и сейчас», и не утонуть в потоке вдруг нахлынувших воспоминаний. И правда, нужно рассказать. Сама вспомнит и Себастьену будет любопытно послушать…

*** роман "Ту, которую я люблю" — из этой главы и из предыдущей. После эпилога прошло два года***

29. Особенности семейных праздников

* 73 *

Обед был великолепен, впрочем, сколько Элоиза себя помнила, в этом доме других не подавали. Она шепотом поясняла содержание и происхождение некоторых закусок, которые прибыли накануне вместе с Валентином и были изготовлены Ниной собственноручно из даров леса ли, огорода, либо из какой-нибудь экзотической рыбы. Их места были с «шатийонской» стороны стола и позволяли разглядывать сидевших на противоположной стороне, а это были множественные Ледяные, и отчасти дамы Винченти.

За столом продолжали поздравлять Полину, говорили в её честь речи и рассказывали разные связанные с ней истории. Говорили традиционно для этого стола по-итальянски — вне зависимости от того, откуда прибыли говорившие и сколько им было лет. Впрочем, через час от начала дети явно заскучали, тогда им велели отправляться восвояси, а Полина передала с Анной просьбу музыкантам начинать играть. А самые младшие дети давно уже были отпущены из-за стола вместе с нянями. Вскоре со стороны большой гостиной, которую временами использовали в качестве танцевальной залы, донеслась музыка.

После обеда предполагалась некая свободная программа — в смежной с большой гостиной Бархатной комнате были накрыты столы для кофе и чаепития со всевозможными десертами и сладостями, там же можно было найти алкоголь на любой вкус. В большой гостиной молодежь уже танцевала — старшие из детей Ледяных и Шатийонов, плюс Анна. Грета Винченти, тихая и стеснительная девочка, как обычно, сидела на стуле с абсолютно прямой спиной и молча смотрела на танцующих. Её брат рядом на диване что-то объяснял Ральфу де Шатийону.

Взрослые тоже танцевали — Валентин с Полиной под аплодисменты семейства, дядюшка Жан с тетушкой Женевьев, Майк с Алезией.

— Сердечко моё, вы желаете смотреть, или танцуем тоже? — улыбнулся Себастьен.

— Тоже, — рассмеялась она, и всё стало совсем хорошо.

Потом все танцевали со всеми — она со всеми кузенами, и с Фальконе Фаэнцей, и с Фабио, и с дядюшкой Жаном, и с дядюшкой Валентином. Себастьен тоже приглашал дам и девиц, и дамы с девицами, судя по всему, были в совершенном восторге. Элоиза совсем забыла о недавних событиях своей жизни и с удивлением обнаружила, что устала, когда протанцевали уже часа два. Она принесла себе вина и фруктов, угнездилась на диване и смотрела, как Себастьен проворачивает в танце кузину Джину и — о диво! — кузина Джина проворачивалась и улыбалась.

Джина ещё перед обедом настояла на общем фото, которое и сделал приглашённый, как оказалось, ею фотограф. Фотографу было наказано до вечера обработать и отослать фото в её пресс-службу, которая должна была выпустить релиз. О том, что у Полины юбилей, а Джина с супругом и детьми там побывали. Элоиза ненавидела все эти проявления общественной жизни, но тут Себастьен вдруг оказался на стороне Джины — он похвалил её пресс-службу за толковую работу и сказал, что это необходимо, даже если не выглядит таковым для Элоизы. Пусть желающие сплетен получат эту самую фотографию, а кто там на ней изображён — поимённо подписывать не будут. И добавил — мол, в вашей семейке, сердце моё, пойди отличи одну даму от другой, не будучи знакомым лично, это абсолютно нереальное занятие!

Правда, потом этот фотограф Джины просто снимал гостей, и Элоиза понадеялась, что в итоге получится пара-тройка хороших снимков их с Себастьеном и пара-тройка — нового платья.

* 74 *

Себастьяно танцевал с Джиной Винченти. Джина обаятельно улыбалась.

— Правда, скажи, где ты нашёл нашу Элу? Как так получилось, что вы вдруг вместе приходите на семейное сборище?

— Элоиза в таких случаях отвечает кратко — мы вместе работаем, — усмехнулся он. — Это чистая правда, если что.

— Но, я полагаю, не только работаете, — ответно усмехнулась Джина. — Ничего, я рада за Элу. И за тебя, кстати, тоже, — естественно, как и все местные жители определенного круга, она была в курсе вопроса о том, что дети у него есть, а вот жена — не сохранилась. — А что сказала госпожа Анна-Лючия?

— Ничего, потому что она не в курсе. И я предполагаю, что пока в таком статусе и останется.

— Хорошо, что предупредил. А почему? Не вижу препятствий ну вот совсем.

— Я вижу, — сказал он так, что она поняла — не стоит продолжать именно этот разговор. Впрочем, у него тоже был приготовлен для неё каверзный вопрос.

— Скажи, Джина, это получается, что ты — королева фей? — он ещё и улыбнулся ей полукавей.

— Почему? — не поняла Джина. — У меня просто наследственный титул, да и всё. И то титул есть, но подкрепить его нечем, я властвую главным образом над грудой старых камней под названием «замок Винченция» и немного ещё над одной, под названием «обитель Святой Магдалены на морском берегу». Всё — в силу обычая. Я не английская королева, нет.

— Я не об этом, — усмехнулся он. — Все встреченные мною дамы вашей семьи очень сильно отличаются от обычных людей. Ты, надо полагать, тоже.

— А, вот ты о чем, — поскучнела Джина. — У меня нет семейных способностей. Или так мало, что все равно, что нет. И у моей дочери тоже. В нашей ветви семьи давно уже не рождалось никого, кто был бы одарён в этом плане. Поэтому — ну да, королева. Но сама не могу ничего, — она улыбнулась, и он невольно улыбнулся ей в ответ. — Поэтому меня не следует опасаться, я абсолютно безвредна.

— Такая красивая женщина по определению не может быть безвредной, — музыка стихла, и он проводил её к Адемаро.

* 75 *

Элоиза на диване шепталась с Доменикой-младшей.

— Скажи, что за милую барышню я сосватала тебе в клинику?

— Ой, — погрустнела Доменика. — Маленькая одинокая девочка, которую никто особо не любит и которая тоже никого не любит. Не умеет, не видела правильных примеров. Да, это всё выливается в бунт, крик, слёзы и истерики. Я компенсирую, и работаю с ней понемногу, но без участия семьи что-то нормализовать невозможно. Бабушка, конечно, серьёзная и ответственная, но она — кремень, скала. Безусловно, она привязана к девочке в глубине души, но показать это не может и научить Джиневру — тоже. Очень плохо, что монсеньор живёт отдельно от них. Для девочки плохо, конечно, для тебя-то хорошо, — невесело усмехнулась она.

— И какие прогнозы?

— Это ты у нас по прогнозам, — улыбнулась Доменика. — Я могу только выдвигать гипотезы — если сделать вот так-то, то с большой вероятностью получится вот это. И только.

— Тогда желаю тебе много терпения и успехов, — пробормотала Элоиза.

Да, у её мужчины есть дети. В отличие от неё. И это факт, с которым ничего не поделаешь, только жить дальше.

— Зато сам монсеньор очаровал всю клинику, — сообщила Доменика. — Начиная с нашей Анны и заканчивая медсёстрами. Я сегодня первый раз увидела вас вместе, и я тоже очарована. Именно вашей парой. Я согласна с мамой, он хорошо на тебя влияет. И шов быстро зажил, так ведь?

Семейная черта «всем нужно высказаться по каждому поводу» всегда действовала Элоизе на нервы. Но это ведь, черт возьми, разновидность одобрения и поддержки!

— Да-да, я несказанно рада, что к сорока годам смогла выдать семейству такой жирный повод для обсуждения и что семейство меня одобряет, — пожалуй, можно было сказать это менее ехидно, Доменика не при чём, она просто такая же, как все они и искренне интересуется. — Но скажи, а почему ты никого никогда никуда не приводишь? — сощурилась она.